Она обладает какой-то необыкновенной внутренней притягательностью, рождающейся, как только она садится за рояль. «Девочка не от мира сего»,- подумал один молодой паренёк, студент Училища искусств, когда там, в концертном зале, сидя на четвёртом ряду, впервые увидел её за роялем. Одиннадцатилетняя, одетая во что-то белое, словно ангел, она играла «Карнавал» Шумана. Я говорю «увидел», потому что эти впечатления перекрыли собой слуховые. То, что Анна Винницкая – вундеркинд он слышал уже много раз, поэтому её блестящая техника и лёгкость, с которой она исполняла труднейшие пьесы, не была для него неожиданной. Удивление вызывало другое - необычайная одухотворённость этой девочки, хрупкость её и, одновременно, сильная воля, устремлённость к своей цели. Тогда юношу покорила не столько её игра, сколько сам её нереальный, отрешённый, и как ему казалось, даже чуждый этому миру образ.
С тех пор имя Винницкой всегда вызывало у него уважение, и было связано с образом девочки, беззаветно и преданно любящей музыку. Прошло несколько лет и, поступив в консерваторию, он оказался на одном курсе с Аней. Она появлялась редко, постоянно разъезжая по конкурсам, и оставляла себя в его воображении такой же загадочной и «идеальной». Но вот повезло и ростовчанам – Анна Винницкая играет концерт Моцарта в большом зале филармонии. Он купил билет в четвёртый ряд. Она вышла на сцену в длинной, пышной юбке, что слегка напоминало о роскошных платьях прошлых столетий, однако модная шуршащяя жатая ткань придавала ей и необходимую современность; по плечам рассыпались вьющиеся рыжие волосы, схваченные заколкой, и всё в ней было очень гармонично и не шло вразрез с возрастом.

Как только зазвучали первые аккорды оркестра, Анна моментально преобразилась. Она вся выпрямилась и корпусом и даже своим дыханием следовала за музыкой. Казалось, что она забыла обо всём на свете и вся жила музыкой. Маленькие, округлые кисти рук плавно взлетали и вновь мягко опускались на клавиатуру. Кончики пальцев, розовые и прозрачные, пропуская свет, осторожно и легко касались клавиш и, несмотря на женскую хрупкость, звучание рояля не утопало в оркестре, а было с ним очень органично. Ни одной ноты не было взято без чувства, состояние полного слияния с музыкой и инструментом не покинуло её до самого конца. Он, как заворожённый, смотрел и слушал, смотрел и слушал, следя за сменой её состояний, движениями её головы, рук, нажимающей педаль ноги, почти полностью скрытой юбкой. Не влюбиться в неё в этот момент было невозможно, и он не знал, от чего он весь словно растворяется, когда звучала печальная сицилиана второй части – от этой божественной музыки, или неземной девушки, под пальцами которой она рождалась. Опьянение её образом было полным и бесповоротным.

Однако в повседневной жизни она оказалась такой же, как и все, обычной молодой девушкой, общительной, улыбающейся и милой, лишённой каких – либо странностей или ореолов.

Прошёл год, и вот 22 ноября 2003 снова на афише имена: «Анна Винницкая. В. А. Моцарт. 23-й концерт для фортепиано с оркестром». Единственное новое имя - имя дирижёра: Филиппо Конти, флорентиец, которого Аня привезла с собой из Италии, где проучилась этот год. «Что же будет в этот раз?»,- подумал молодой человек. «Что она приобрела в игре этого произведения?», «Сохранится ли её ангельский ореол?».

Он опять по воле судьбы оказался в четвёртом ряду, с левой стороны. Сначала всё было так же. Примерно так же она была одета, также струились по плечам её волосы, улыбались зрителям глаза, она всё так же была королевой за роялем, а он (рояль) не столько королём, сколько её верноподданным. «Да, она уже не маленькая девочка, и этот Филиппо наверное в неё влюблён»,- ревниво думал юноша.

Да, она повзрослела, чувствовалась ещё большая уверенность и свобода в её исполнении. Анна и тогда не думала о тексте, а сейчас, видно было, что она и не собиралась о нём думать. Она упивалась музыкой, Моцартом, так же, как всегда, забыв обо всём и всех, так, что иногда было даже неловко смотреть на неё, чтобы не помешать, не стать свидетелем этой интимной беседы.

Но что-то всё-таки было не то. Он ещё не мог понять что, но чувствовал это. Казалось, что её отрешённость преувеличена, уж слишком очевидны смены состояний, слишком часты, хотя даже так они не противоречат музыке, но он сам не хотел этому поверить.

Казалось, она играет во что-то. Вообще-то «играть», исполняя Моцарта, нормально, но она играла не Моцарта, а свою роль. «Да она актриса!»,- в ужасе подумал он. Она развернула целый спектакль: то она была похожа на лирическую героиню из какой-то оперы, то на томную, чувствительную барышню, сходящую с ума от музыки, то на неприступную аристократку, хмурящую брови и гордо задирающую носик. Практически каждая нота, каждый мотив и пассаж были сыграны с новым выражением на лице, сопровождались богатой и разнообразной мимикой. Это переходило грани естественности. И вдруг молодой человек, вглядываясь в её лицо и пытаясь разглядеть истину, увидел, что его «фея» ... жуёт жвачку!

Всё рухнуло в один этот миг, и всё тут же стало понятно. Она потеряла ореол «неземного, чистого создания», она опустила его на землю, и даже любимая моцартовская музыка не смогла поднять его настроение (тем более, что одна из скрипок, к которым он сидел так близко невыносимо фальшивила, а деревянные духовые загубили все свои «переклички» с роялем, то есть, явно не были готовы реализовать дирижёрский замысел диалога). Но Анна... То, что когда-то было естеством этой девушки, что придавало ей неповторимое очарование и притягательность, такую, что невозможно было оторвать от неё глаз, - всё это стало теперь частью её сценического имиджа. Всё превратилось в искусственность, манерность и граничило с дурным вкусом, если не сказать больше – она злоупотребила свои детские, непосредственные переживания музыки на достижение коммерческого успеха.

«Раз на раз не приходится»,- сказала одна моя знакомая, умная, но добрая женщина. «Пожелаем Анечке, чтобы всё у неё в дальнейшем было хорошо». Да и правда, нужно ей это пожелать, ведь после разочарования внимание становится ещё пристальней.

23.11.03