«Чужая среди своих», или почему иностранное стало родным, а русское осталось непонятным

(об операх Михаила Фуксмана, Гарета Уильямса и Алексея Хевелева)

Каждый, кто побывал хотя бы на одном из вечеров в рамках международного фестиваля «Оперный театр вчера, сегодня, завтра», задумался на мгновение о своей собственной жизни: разыгранные на сцене сюжеты, людские характеры, отношения, ситуации давали для этого обильную пищу. А вечер камерных опер, который состоялся 12 марта на камерной сцене Ростовского музыкального театра, впечатлил своей необыкновенно разнообразной палитрой чувств и настроений.

Вас, наверное, заинтриговало другое: кто эти «чужая» и «свои»? Окинув беглым взглядом программу концерта, Вы можете подумать, что «чужой» в тот вечер была трилогия опер нашего гостя Гарета Уильямса, (ирландец по происхождению, он уже восемь лет живет и работает в Шотландии), ведь его творение оказалось в окружении двух ростовских. Но это не так.

«Чужой» и для многих непонятой стала опера ростовского композитора Михаила Фуксмана «Сны Каштанки». Солисты с большим трудом и не до конца справились с поставленной задачей. Исполнялись три картины из задуманных шести, да и само исполнение «хромало»: сложные вокальные партии были спеты технически правильно, а вот эмоциональная сторона страдала. Пожалуй, лишь Ирина Крыжановская – Каштанка была правдивее и виртуознее всех. Её партия – самая сложная: в ней нет слов, но широкий спектр эмоций бедного, немало испытавшего живого существа она выражала в различных «собачьих» интонациях – вое, скулении, лае.

Состав инструментов ансамбля весьма необычен: синтезатор, скрипка, контрабас, баян, саксофон, бас-гитара и ударная установка. Разноликость тембров связана с множественностью стилевых направлений этой музыки: джаз, классика, фольклор; кроме того, в ней огромное количество звукоподражательных эффектов. Позднее автор рассказал, что должен был быть еще и мимический персонаж, но на него не осталось времени и сил.

Однако самую большую «свинью» беззащитной собачонке подложила некачественная работа звукорежиссера: в преувеличенной громкости потонул смысл и слов, и самой музыки.

Вместе с фестивалем стартовала международная научно-практическая конференция, где выступал и М. Фуксман. Там композитор подробно рассказал о замысле своей «Каштанки»: о теме и идее оперы, ее либретто, о приемах письма, о стилевых моделях, которые он использует в своем творчестве. Жаль только, что его комментарий прозвучал после премьеры, а не до неё, и что слушали его только ученые, а не все посетители театрального зала. М. Фуксман – композитор неординарного таланта и склада мышления. А его опера – кладезь разнообразных мыслей и находок. Основные идейные мотивы, по словам автора, – «соотношение двух реальностей, тема двойников и масок, тема внутреннего одиночества в социуме, процесс самоидентификации личности, являющей социуму ложный образ себя в системе театральных ролей». Материалом либретто, помимо чеховской «Каштанки», послужили «Сон Татьяны» (А. Пушкин), «Письмо ученому соседу» (А. Чехов), «Смерть Ивана Ильича» (Л. Толстой), «120 дней Содома» (Д. Сад), слова украинской народной песни «Жили у бабуси два веселых гуся», высказывания Вольтера, Кирилла Философа, русские пословицы о вине и пьянстве, Канон покаянный, а также отдельные слова и звуковые комплексы. Не слишком ли много? Не утонули бы слушатели и в том случае, если бы все слова прозвучали отчетливо? Подождем с выводами до полного и более удачного исполнения.

Но вернемся в зал театра. После небольшого антракта стало легче, потому что понятнее. Настал черед трех маленьких опер Г. Уильямса на собственные либретто. Их объединял постоянный элемент оформления сцены (сценографы Денис Полубояров и Юлия Атлас): экран, рассеченный на несколько частей, символизировал трещины в судьбах героев.

«Разрыв» рассказывает о разводе семейной пары. Ситуация, увы, привычная, но горечь последствий от этого не слабее. На экране фотография ребенка, жизнь которого «треснула» из-за ошибок взрослых…

«Телеграмма» – история о войне. Времени, когда миллионы женщин с боязнью ожидали прихода почтальона, разносящего похоронки. Изображение именно этого страшного документа (правда, в его советском варианте, чтобы зритель мог прочитать) проецировалось на экран. А на сцене – две женщины – страдающие, переживающие. Но чувства их сдержанны.

И третья опера, «Танцуй до заката»: трагико-фантастическая ситуация, но наполненная любовью и тонкими чувствами. Девушка приходит в больницу к своему возлюбленному, находящемуся на волоске от смерти; он без сознания. В своем воображении она рисует картину их свидания, ей страшно, и она счастлива одновременно. Он делает ей комплименты, приглашает на танец… Мысленно девушка проживает эти чудесные, наполненные нежными чувствами мгновения и прощается с ним – до завтра… Завтра она тоже придет, чтобы вновь оказаться рядом с ним, говорить, танцевать, ощущать его тепло – до самого заката…

Музыка Г. Уильямса проста, мелодична и нежна. В ней слышен целый каскад романтических интонаций – колыбельной, вальса, колокольного звона, лирической арии, драматического дуэта. И, конечно, ирландские народные мотивы. Ансамбль «Каприччио» безупречно подошел для этой музыки. Камерно, тихо и очень чутко была пропета каждая фраза.

Тонка и профессиональна работа солистов. Ребекка Афонви Джонс, Андрю Мактаггарт (Глазго), Диана Арутюнян (Ереван) и Юлия Гридина (Ростов) не просто великолепно пели, они еще и прекрасно играли. Каждый персонаж был настоящим, живым. Последние две оперы вызвали у некоторых зрителей слезы.… И – это была дорогая награда композитору. Не менее ценная, чем долго не смолкавшие крики «браво».

А «Русская рулетка» Алексея Хевелева оказалась для многих уже доброй знакомой, ведь это её второе представление. Это чувствовалось в раскованности и уверенности исполнителей. По рассказам композитора, опера возникла практически случайно: «Сюжет про русскую рулетку заинтересовал меня, а мой брат, рок-музыкант Сергей Хевелев согласился написать либретто». Так семейный тандем двух талантливых и необыкновенно похожих братьев обрел успех у зрителей.

«Русская рулетка» – это синтез оперы, драматического театра и хореографии (оркестр и певцы-солисты – из оперы, танцующая девушка – из балета, группа миманса – из театра вообще, а чтец – скорее из театра драматического).

Опера начинается с монолога от автора – это своего рода притча о том, что мы увидим далее (например, кличка собаки Алкоголик станет именем одного из персонажей). Действующие лица – люди неумные и самоуверенные, в то же время легко поддающиеся на провокацию. Судьба же – пистолет с одним патроном – должна расставить все по своим местам. Прочитав либретто, я узнала некоторые важные неуслышанные и неувиденные подробности. Например, то, что Алкоголик вложил в оружие холостой патрон, а не настоящий и вовсе не собирался никого убивать. И если каждый из героев проживает никчемную, скучную жизнь, то этому персонажу в длинном черном потертом пальто (Александр Юдин) принадлежит особая роль. Его предложение сыграть в русскую рулетку равнозначно приглашению к покаянию.

Герои исполняют свои «предсмертные арии», в которых одни рассказывают о своей жизни, а другие пытаются каяться. Так, Калькулятор (Юрий Зеленин) и Смельчак (Юрий Алехин) вовсе не хотят умирать, они как будто играют и грозят самой судьбе. Композитор (Алексей Гусев), ария которого – молитва «Отче наш», первый, кто понял, что есть Бог, который все видит и может помочь, нужно только обратиться к нему. В либретто сказано, что во время его пения по залу должны летать большие шары, на которых написаны названия смертных грехов. Художнику (Игорь Апарин) страшно, и он, падая на колени перед Композитором, как будто просит пощады и прощения (Композитор, как отец, обнимает и «что-то шепчет ему на ухо»). И вдруг Художнику также приходит озарение: «Друзья! Я понял! С нами Бог!». Проводница (Оксана Репина) – будущая мать, истинная создательница новой жизни, но она боится принимать решение и просит об этом художника: «Тебе открылась истина, Художник. Теперь ты вправе выбирать, где, правда, а где ложь. Дай руки мне свои, это ли не правда?» Она кладет его руки себе на живот: «Готов ли жизнь свою ты за нее отдать?» Художник отказывается, и она пророчит ему долгую, но лишенную счастья отцовства жизнь.

В финале Алкоголик сбрасывает пальто, остается в белом одеянии, и на его спине мы видим маленькие крылья. Обращаясь к пятерке заблудших, он говорит о том, что все они – его дети. Чудившийся дьяволом-искусителем оказывается ангелом, посланцем Бога…

Поистине прекрасным в обычной жизни мы считаем то, что трогает наши сердца. И восхитительно то искусство, которое заставляет задумываться. Когда нам что-то нравится, и мы это понимаем, нас переполняет чувство радости. Когда недопонимаем, возникает удивление, растерянность. Но и желание понять…

Валентина Жигайлова