«Русь, куда несешься ты?»

В Ростовском музыкальном театре состоялась премьера оперы А. Бородина «Князь Игорь» в радикально отличной от традиционных прочтений режиссуре народного артиста России Юрия Александрова. Художественный руководитель-директор театра «Санктъ-Петербургъ Опера», он снискал заслуженную славу смелого экспериментатора, подлинного новатора оперного искусства. Взять хотя бы названия, которые он дает своим спектаклям: «Борис Годунов. Версия соучастника. Театральная провокация Юрия Александрова на музыку М. Мусорского», «Травиата. Оперная фантазия в двух частях». Вместе с тем ростовчанам знакома и его вполне традиционная, но отмеченная незабываемой яркостью «Мадам Баттерфляй». Потому нынешняя его постановка «Князя Игоря» изначально интриговала: по какому пути пойдет мастер в этот раз…

«Русь, куда несешься ты?» – гоголевский вопрос, не утративший актуальности по сей день, становится нравственным камертоном спектакля. От привычного сценического прочтения шедевра Бородина с «прославляющим» финалом в этой постановке не осталось и следа. Сильнейший по эмоциональному градусу «открытый» финал с тихой кульминацией – смелый режиссерский ход в раскрытии извечной русской темы: Ю. Александров завершает действо хором поселян, звучащим без сопровождения. «Ох, не буйный ветер завывал, горе навевал» вместо «Гуляй во славу князя» кардинально смещает смысловые акценты, показывая всю трагичность произошедшего.

Известный музыковед, профессор Евгений Левашов, сравнивая бородинский автограф четвертого акта оперы с редакцией Римского-Корсакова Глазунова, обнаружил важнейшее отличие. В известной версии в финале князь Игорь торжественно выходит к народу, в оркестре гремит апофеоз. У Бородина герой вместе с Ярославной удаляется в терем и больше не появляется, а народ ТИХО (!) радуется и со словами: «Ну, пора по домам. Господь помог» расходится, оркестровая звучность слабеет и истаивает. Удивительно, но сделав, казалось бы, такой рискованный шаг как купюры в партитуре, режиссер оказался максимально близок к истинному замыслу бородинского «Князя Игоря» – оперы невероятно динамичной и конфликтной.

В своем видении Ю. Александров резко противопоставляет мир Руси растленной миру Святой Руси, некоему идеалу без войн, без пьянства, без насилия и всего того, чем «богата» история России. Наверное, поэтому он особенно остро обнажает и подает в гротескном виде все те отрицательные черты, которые есть в русской действительности. Самые яркие носители пороков в спектакле – князь Галицкий со своей ватагой. Их «святыня» – это висящая на сторожевой башне разделанная мясная туша, словно антитеза находящимся на другой башне колоколам. Звериная натура Галицкого, его жестокость и развращенность проявляется в каждом действии. То он поет стоя на четвереньках свою песню из первого действия, то развалившись на стуле, закинув ноги на стол, с усмешкой выслушивает мольбы девушек, то преувеличенно усердно целует икону (в прологе), то буквально стряхивает Ярославну с трона (в сцене с княгиней).

Ю. Александров переосмысливает и образ заглавного героя. Он обличает упрямство, безрассудность Игоря, которые приводят к страшным последствиям. Ничто и никто не могут переубедить князя: ни затмение, когда среди застывших в недобром предчувствии людей, словно призраки прокрадываются седые девушки, олицетворяющие невинно загубленные души (в четвертом акте они появятся вновь, неотступно сопровождая Ярославну в ее Плаче), ни отчаянное стремление Ярославны удержать его от необдуманного поступка, ни отказ старца благословить его и дружину «на брань с врагом».

Во втором действии, перед нами – Игорь сломленный, раздавленный. Он в таком отчаянии, что хочет покончить с собой, но мысль о любимой останавливает его (ария князя Игоря из второго действия). Из плена он возвращается постаревшим безумцем, с лихорадочным блеском в глазах, но сообщает поседевшей от страданий жене о желании вновь пойти на половцев. В этот кульминационный, сильнейший по своей драматичности момент Игорь и Ярославна, находящиеся на авансцене, застывают, словно в стоп-кадре, поднимается занавес и перед нашим взором возникает слепящий белым светом образ идеального мира. И в это надвременное пространство, где все равны, спокойны, где никто никого не потревожит и не обидит, старец уводит героев.

Юрий Александров показывает народ без свойственной русской опере идеализации. Один из ярких примеров – эпизод из пролога: мужчин насильно сгоняют в поход, на сцену вывозят телегу с двумя пленными половцами (среди которых Овлур), скорее всего, чтобы еще сильнее разжечь чувство ненависти к врагу и «разогреть» перед битвой. Князь Галицкий и, как ни странно, Владимир Игоревич, глумятся над ними, запугивают хлыстом, а стоявшая в сторонке монахиня подносит затравленным беднягам узелок с куском хлеба, проявляя к ним сострадание.

Самый светлый и чистый образ в спектакле – Ярославна. Режиссер показывает как мучительно тяжело ей управлять княжеством в отсутствие мужа, какие страдания и одиночество она испытывает и как в заключительной сцене, видя состояние Игоря, с ужасом понимает, что все ее надежды на мирную счастливую жизнь невозможны.

Противоречивому образу русского народа словно противопоставлен народ Востока. Он намного благороднее, праведнее, гармоничнее. Взять хотя бы два пира: разгульный праздник «для тела» у князя Галицкого (первое действие) и праздник «для души» у хана Кончака (половецкие пляски – яркое зрелище, вдохновенно сотканное хореографом народным артистом России Юрием Клевцовым).

Сценография заслуженного художника России Вячеслава Окунева образна, функциональна и, что очень важно, не отвлекает, а гармонично дополняет режиссерское решение. Созданная художником конструкция, в прологе и первом действии представляет собой деревянные ворота, обитые медными листами с различными изображениями, с расположенными по краям сторожевыми башнями. Во втором и третьем действиях эта конструкция, облаченная в цветастые накидки, превращается в экзотические половецкие шатры, а в четвертом действии будто растворяется в небытии.

Задник сцены, словно выводя нас за рамки обычного течения времени показывает мистическое пространство: там и наползающее затмение (в прологе), и черная дыра космоса (во втором действии), и обобщенный образ разрушенной, разграбленной, полыхающей в огне Руси (третье действие).

Своеобразным рефреном, обрамляющим каждый акт, служит занавес с изображением Владимирской иконы Богоматери – величайшей из всех национальных святынь, защитнице русского народа, не раз спасавшей его от вражеских нашествий. Именно перед этим занавесом режиссер выстраивает исповедальные арии Ярославны из первого и четвертого действия и сильнейшую по своему эмоциональному воздействию заключительную сцену Ярославны с Игорем.

Пространственное решение поддержано психологически тонкой световой драматургией (художник по свету Ирина Вторникова) и дополнено исторически достоверными, богато расшитыми костюмами.

На сдаче спектакля (27 мая) музыка под руками Валерия Воронина не оставалась равнодушной к режиссерским преобразованиям. Дирижер внимательно, с предельным тактом вслушивается в замысел Юрия Александрова, осмысленно соединяя музыкальную ткань с происходящим на сцене. Он стремится к глубинной выразительности, динамичности, предельной насыщенности в драматичных сценах, прозрачной струящейся звучности в обрисовке пленительного Востока, проникновенно щемящему исполнению в раскрытии образа Ярославны.

Вслед за режиссером Валерий Воронин убирает чрезмерную торжественность, пафосность и ставит акценты на сложных, конфликтных взаимоотношениях персонажей. И пусть в некоторых местах дирижеру не удавалось держать оркестровое и хоровое звучание в единстве, что несколько смазывало общее впечатление, но нельзя не отметить отличную сбалансированность самого оркестра, его свободное, полнокровное дыхание.

Заслуженный артист России Петр Макаров, исполнитель заглавной партии, сумел высказаться в контексте спектакля полно и убедительно. Крупный, мощный голос, живая мимика, наполнение каждой позы внутренним смыслом делают образ Игоря поистине трагичным.

Елена Разгуляева (Ярославна) впечатляет глубоким постижением роли: вокальная линия сражает безупречной точностью, верхние ноты спеты с предельной аккуратностью, она убеждает свободным владением динамическими нюансами, подвижностью психики и пластикой тела.

Один из сильнейших образов спектакля – Галицкий в трактовке Юрия Алехина. Певец, по-видимому, понимает, что в этой постановке без гиперэмоциональной отдачи не «выиграть», а потому выкладывается без остатка, как в актерском, так и в вокальном плане. Возможно, из-за столь полной самоотдачи Юрию Алехину не всегда удается справляться со своим голосом в верхнем регистре, но в целом интерпретация актера чрезвычайно впечатляет.

Высокой похвалы заслуживают Борис Гусев (Кончак), Элина Однороманенко (Кончаковна), Александр Лейченков (Владимир), а также исполнители небольших партий, умело соединившие вокальную эмоцию с движением тела – Евгений Мешков (Овлур), Тимур Хаму-Нимат (Скула), народный артист России Геннадий Верхогляд (Ерошка), лауреат международного конкурса Марианна Закарян (Половецкая девушка). Очень хорош хор – максимально пластичный, вокально и актерски раскрепощенный (хормейстер заслуженный деятель искусств России Елена Клиничева).

Этот спектакль рассказывает легенду, остро перекликающуюся с сегодняшним днем, заставляет сопереживать, задумываться о нашем прошлом, настоящем и будущем. Так куда же ты несешься, Русь?..

Фото М. Ким и С. Зимнухова

Татьяна Тимошенко