30 ноября 2007 г. в Большом зале филармонии в рамках фестиваля «Ростовской консерватории – 40 лет» прошел концерт Ростовского академического симфонического оркестра.

В афише написано «Дирижер – Миша КАЦ». Сразу становится интересно: почему Миша, а не Михаил? Возникают параллели с героями рассказов об Одессе. Не особенно серьезное отношение. Кто-то говорил, что и оркестр, мол, отказывается с ним играть, дескать, смешной дирижер.

Первые сомнения в том, что такое отношение справедливо, закрались, когда ведущая концерта Мария Шорникова сообщила, что Миша Кац обучался у самого Ростроповича, а до этого окончил консерваторию им. С. В. Рахманинова.

Вскоре на сцене появился маэстро. После слов приветствия он объявил «Праздничную увертюру» Д. Шостаковича (которая, кстати, не значилась в программе концерта) и повернулся к оркестру.

То, что происходило потом, «дирижированием» назвать нельзя. Это будет грубо. Управление оркестром – тоже не совсем верно. Это было, если так можно выразиться, «лепка из музыкальной энергетической материи» оформленной музыкальной мысли.

Примечательно, что даже духовые инструменты, которые в Ростовском академическом оркестре не всегда строят, играли потрясающе стройно, чисто и красивым звуком. Трудно поверить в то, что дирижер заставил их усиленно заниматься перед концертом!

В чем же тогда секрет?

«Я обращаюсь всегда к оркестру с доверием и любовью. Я говорю о любви, о возвышенном, о чистоте, о прекрасном. Ведь звук – это, прежде всего, потребность души. Я хочу слышать состояние вашей души». Эти слова Миши Каца, приведенные в программке, раскрывают тайну.

Однако они заставляют задуматься не только о его отношении к коллективу оркестра, но и собственно к исполняемой музыке.

Эта музыка, несмотря на то, что она давно написана и сотни раз исполнена разными оркестрами, формировалась вновь как бы заново, в нашем присутствии. Переходы от pppp к ffff свидетельствовали об интенсивности процесса формирования ткани. Причем в тишайшие моменты зал настолько замирал, что было слышно дыхание (а иногда – раздражающий звук сотового телефона). Бурные овации в честь исполнения Седьмой симфонии Бетховена вспыхнули лишь после нескольких мгновений завороженной тишины, и маэстро сказал об этом: «Мне очень приятны ваши аплодисменты, но тишина после звучания симфонии мне дороже».

Интерпретации Симфонии № 7 Бетховена и Скрипичного концерта Прокофьева (солист Сергей Поспелов, студент ЦМШ при Московской консерватории, в недавнем прошлом студент ССМШ при Ростовской консерватории) были в чем-то близки по духу. Маэстро не пытался воссоздать манеру исполнения этих сочинений в бытность их творцов. Он извлекал информацию о них из некоего пространства, где эта информация не просто сохранилась, а еще и дополнилась материалом последующих эпох и стилей.

«Наше… человеческое высокомерие порождает убеждение, что мы, сочиняющие или воспроизводящие музыку на сцене, являемся творцами. А Творец есть один на свете. Мы же являемся служителями Творца. Поэтому мы должны войти в храм. И мы должны быть при этом чисты. И тогда свет может войти в нас… И когда я понял, чем должен заниматься, я переделал все дирижерские жесты, всю мануальную технику, которой меня учили. Почему? Потому что все мои жесты сегодня сводятся к ПОИСКУ ЭНЕРГИИ, идущей извне. А моя функция дирижера – открыть себя и принимать эту энергию. То есть в момент интерпретации я приближаюсь больше к процессу медитации, чем к процессу элементарного счета: ein, zwei, drei, vier…»

Слова маэстро о вхождении в храм Творца в чистоте, о последующем наполнении художника Божественным светом не случайны. Его фамилия – Кац – аббревиатура еврейских слов «кохен цедек», что означает «священник праведности». А человек с такой фамилией не может не быть философом!

«Главная задача интерпретатора – это колоссальная работа над самим собой по очищению своей души… Вечный поиск гармонии… Я понял, что мой путь как музыканта – прочтение капли воды… Я пытаюсь постичь гармонию и совершенство капли воды. И через одну каплю, через один звук передать всю многогранность мира».

Эта многогранность мира и предстала перед нами в Седьмой симфонии Бетховена, «Праздничной увертюре» Шостаковича и Скрипичном концерте Прокофьева: Божественный свет вошел в интерпретатора, и Большой зал филармонии превратился в Храм чистоты.

А. С.